Знакомим с режиссёрами лаборатории «Нескучный театр: приключения и фантастика».
Режиссер эскиза по мотивам романа «Человек-невидимка» — Владимир Кузнецов.
Родился в городе Владимире.
Инсценировщик, лауреат международных конкурсов, театральный режиссёр и педагог.
Выпускник ГИТИС (РУТИ) 2012 г (Мастерская народного артиста РФ И.Л. Райхельгауза)
Режиссёр владимирского академического театра драмы (с 2012г).
Многократный обладатель гран-при «Золотой Витязь» международного театрального форума «Золотой Витязь»
Чемпион России по степу, обладатель «Золотой набойки».
Лауреат премии имени народного артиста СССР Е.А. Евстигнеева.
Лауреат премии министерства обороны РФ за спектакль «Молодая гвардия» по роману А.А. Фадеева.
Награждён медалью «За вклад в отечественную культуру» имени В.С. Розова.
Поставил более 30 спектаклей в театрах России:
«Стеклянный зверинец» Т.Уильямс (Алтайский краевой театр драмы им. В.Шукшина, г.Барнаул), «Полоумный Журден» М.Булгаков (Ачинский театра драмы, Красноярский край), «Анна Каренина» Л.Толстого, «Мастер и Маргарита» М.Булгакова (Владимирский академический театр драмы) и др.
— Как выбирали материал и почему решили работать именно с этим произведением?
Владимир Кузнецов: Художественный руководитель лаборатории Нияз Рауфович предложил мне несколько вариантов материала, но я решил сосредоточиться на Герберте Уэллсе, потому что этой один из любимых писателей. В свое время довелось близко познакомиться с его творчеством и прочитать много произведений. Дело в том, что я очень люблю М.А. Булгакова, мне нравилось ставить разные его «чудовищные истории» («Собачье сердце», «Роковые яйца» и т.д.) и до сих пор считаю, что ростки этих произведений исходят из придуманного мира Г. Уэллса («Остров доктора Моро», «Пища богов», «Война миров» и т.д.). Все эти тексты легко читаются, очень увлекают, и мне не давало покоя то, что до сих пор не было возможности сделать спектакль по его произведениям. Но тем не менее, прикасаясь к «Человеку-невидимке», хочется поставить не просто фантастику, а понять, что скрывается за этим жанром. Вообще фантастика Уэллса, думаю, используется как прием, как некое волшебное полотно, за которым есть более глубокие смыслы. Все эти научно-популярные открытия, невероятные события, переносящие нас в необыкновенные ситуации вроде встречи с инопланетянами, либо исчезновение человека, — всё это тоже очень интересно и стоит того, чтобы погрузиться туда с распахнутой душой (особенно детям). Но задача лаборатории – это моё мнение — попытаться всё-таки фантастическую литературу раскрыть через психологический анализ. История главного героя — не просто история об одержимом сумасшедшем ученом. Хочется задаться вопросом: зачем ему это открытие, благодаря которому становится невидимым, как оно сказывается на нем (как человеке), то есть делает его лучше или хуже. Вот такими исследованиями пытаемся заниматься. Но при этом стараемся делать увлекательную историю, которая будет рассказываться интересными режиссерскими актерскими способами.
— Как думаете, что именно привлечет зрителя в вашем эскизе?
В.К.: Интерес любого зрителя, мне кажется, начинается с названия. Оно должно быть броским, интересным, с загадкой, как у Шекспира («Сон в летнюю ночь») или Т. Уильямса («Кошка на раскаленной крыше», «Трамвай «Желание» и т.д.). У Г. Уэллса названия тоже интригуют, они у всех на слуху. Очень много фильмов снято по его романам. Но в полной мере ответ на «что привлечёт» появится уже после встречи эскиза со зрителем, который оценит его и расскажет о впечатлениях. Тогда мы и поймем, насколько получилось интересно /не интересно, современно/ не современно. На данном этапе нам важно подключить его к диалогу о человеке, о поиске себя, найти нужную тему для разговора. В лабораториях все происходит очень быстро, и бог его знает, к какому острову мы приплывем в этом огромном океане под названием «Автор Герберт Уэллс». И чем именно окажемся интересны зрителю.
— Влияет ли на Ваш рабочий процесс то, что основная аудитория лаборатории будет молодежной?
В.К.: С одной стороны — да, это влияет. Например, если бы я ставил сказку для маленьких детей, то больше бы думал о визуализации решений, о композиционной увлекательной канве: когда драматические диалоги сменяются некими аттракционами, хореографическими номерами… Я имею опыт постановки мюзиклов и сказок для детей. Этот жанр мне понятен. Но если мы говорим о среднем звене зрителей: подростковом поколении 14-17 лет, с ними, мне кажется, надо разговаривать серьезнее и честнее. Лично мне интересно говорить с подростками о серьезных вещах потому, что они слушают уже не просто модную музыку, но и оппозиционную, смотрят провокационные фильмы, это всегда поколение «бунтарей» и «революционеров». Они находятся в том режиме, когда не соглашаются ни с чем. Они в кульминации юношеского максимализма. Постоянно протестуют, и именно в контексте этого осмысления периода их взросления можно искать подходы и ключи, чтобы языком театра размышлять на умные темы обоюдно. Это должен быть честный диалог, без назидательства.
— В каком настроении пребываете в ожидании обсуждения эскиза?
В.К.: Конечно, это и некоторый стресс, эмоциональная встряска. Ведь и обсуждать и, возможно, осуждать будут мою работу, но именно это и не дает задеревенеть в профессии. Кому нужна сплошная похвала? Я готов к тому, что могут непредвзято оценить «наш эскиз», наш «театральный экспромт», но для меня главное честно и стремительно выполнить своё сочинение. Лаборатория на то и эксперимент, что результат непредсказуем – у нас не завод по изготовлению деталей с соблюдением всех гостов. Это такой процесс, в котором неудача, как правило, встречается чаще. И хорошие то спектакли – большая редкость, а эскизы в лабораториях для режиссёров – вновь возможность проверить себя, насколько ты легок в импровизации, быстр в адаптации к любым срокам и личной работоспособности с любой группой актеров.
— Расскажите, пожалуйста, о процессе работы.
В.К.: Я, наверное, больше постановщик, отношу себя к режиссерам-строителям, мне интереснее и кажется эффективнее, когда постановочный процесс как можно скорее переносится «на ноги». Поэтому я быстрее стараюсь выстроить себе и заполучить это пространство, в котором можно артистов распределять в понятной для меня системе координат. И когда это происходит (то есть готово именно пространственное решение), у меня больше работает фантазия. Чувствуется, что и артисты горят этим решением, они сразу достаточно собраннее, активнее! Надеюсь, что такая активность приведёт нас к созидательному эффекту.
— Чего ожидаете от лаборатории?
В.К.: От любой лаборатории жду знакомства с театром. В Ачинском драматическом театре 12 лет назад я уже ставил спектакль («Полоцмный Журден») – но театр поменялся, труппа и репертуар обновились, поэтому для меня это уже совсем другой театр. Хотя признаюсь, что внутри присутствовала и некая ностальгия: когда шел по улицам, вспоминал тот свой первый зимний приезд в Ачинск в 2011 году. Очень порадовало то, что театр изменился в лучшую сторону, развивается и хочет это делать дальше. Для меня лаборатория – попытка найти интересных людей, ведь нашу жизнь могут обогащать только интересные встречи и общение с людьми, близкими по духу. А уж если случится продолжить это знакомство в постановочном варианте, то это замечательно. Ведь мы, режиссеры, живем отнюдь не ради эскизов. Для нас куда важнее радовать зрителя полноценными спектаклями.