— Как Ваше режиссерское внимание привлекло это произведение? Как с классикой работается?
Сюзанна Классеп: Я больше люблю классическую литературу, чем современную драматургию. В ней простор для разбора количества смыслов, заложенных в произведении. Каждый режиссер может найти то, что действительно волнует. Интересно, что мы работы Гоголя, Достоевского, Чернышевского и т.д. можем представить в нынешних реалиях. Уровень проблем и смыслов ложится почти в любую современность. Проблемы маленького человека в большом мире есть всегда, почти каждый человек себя таковым ощущал. Это что-то, что не заканчивается эпохой написания произведения. Классика проверена и подтверждена временем, ты просто выбираешь наиболее близкие смыслы. Мы пропускаем материал через себя и свои жизненные контексты, находим соединения с собой. Гоголь пишет очень современно, у него живой и любопытный язык, ритмически правильный и красивый, люблю его формулировки. Его творчество многослойно не только в плане выбора тем, он задает и жанры. У него много символизма, мистики, с ним просто интересно работать и всегда можно найти подлинный интерес. Ты, так сказать, не «натягиваешь сову на глобус», а просто «ныряешь» в его творчество, как в море, и удивляешься как ребенок всему, что ощущаешь там.
Автор позволяет художественно многообразно подходить к прочтению текста «Шинели». Я считаю, что этот текст не чужой, он понятен сейчас, как и все хорошие тексты. У нас это будет некий трагифарс, персонажи получатся довольно «выпуклые». Вы увидите притчу о маленьком человеке
— Как постановочный процесс?
С.К.: У нас супер экстремальные сроки, в которые некогда рефлексировать! Важно быстро принимать решения и попытаться успеть сделать целостный кусочек. Конечно, хочется побольше разбора, добавить «воздуха», но мы стараемся все решить как можно компактнее. Мне кажется, все получается. Даже успели поспорить о смыслах с актерами, это оказалось очень конструктивно и помогло внятнее сформулировать свое видение.
— Судя по репетициям, музыка в Вашем отрывке играет важную роль. Сопровождение подбиралось заранее или по ходу репетиций?
С.К.: Заранее. Почти всегда я с моим композитором сами пишем музыку, хотя бы эскиз музыки. В Ачинском театре во второй раз получается так, что эскиз будет с подбором. Однажды у меня была работа в полной тишине, без какой-либо музыки. Я ритмически-центричный человек, текст разбираю как ритмы. Мне иногда сложно, не зная актеров, в такой короткий промежуток времени перевести со своего языка на доступный. После договоренности о «Шинели», параллельно разбору произведения в своей голове, «наслушивала» музыку. И как-то заиграла песня Петра Налича со словами «тот, кто в жизни много плакал, посмеется» – с тех пор это наша песня. По аналогии подобрались и другие музыкальные темы, но без текста. После появления музыки мне становится понятнее, куда и как двигаться. Было бы больше времени, мы бы сделали свое классное звучание. Так и будет, если эскиз станет полноценным спектаклем.
— Как думаете, поможет ли такой музыкально-ритмичный подход к постановке наладить контакт с подростковой аудиторией?
С.К.: Я вообще человек, который любит классическую литературу и чтобы со сцены театра звучал реп. Так уж получилось, что когда я ставила спектакль «Раскольников», референсом был образ Хаски. Раскольников читал реп в адиках и трениках. Здесь тоже будет биточек. Наверное, при написании своей музыки, появилось бы электронное и клавишное звучание. Может мы посмотрели бы биточки из 90-х и подумали бы, как совместить нечто условно-академическое с жесткостью. В визуальном решении, кажется, нам это успелось, удалось.
— Есть ли какие-то традиции или свои ритуалы, когда приезжаете в новый город на лабораторию?
С.К.: Ритуалов нет. Разве что люблю погулять по городу. Да, театр – это в каком-то смысле мистерия, мне доводилось встречать такие типы театров, которые существуют на каком-то нематериальном дыхании. Но! Для меня театр – это работа, поэтому на приметы не полагаюсь. Я лучше побольше почитаю, поищу музыку. Есть те, кому нужно «намедитировать» на роль, на что я всегда предлагаю: «а давай лучше текст разберем!». Театр – это большая работа, которая не всегда дается просто, особенно эмоционально, но лучшего для себя я и не представляю. Никогда не хожу на премьеру как на праздник. Исключительно как на работу, чтобы во время встречи со зрителям оценить проблематичные моменты постановки и поработать еще больше.
— Чего ждете от этой лаборатории?
С.К.: Нового опыта! В этой лаборатории меня особенно заводит то, что сроки для создания эскиза – 2,5 дня, такого еще не было. Очень нравится коммуникация, будь то спор в рабочем процессе или общение со зрителем. Особенно интересен опыт диалога, когда приезжаю туда, где зритель не знаком, которому моя стилистика работы может показаться непривычной. Даже если не общаться напрямую, ты смотришь на реакцию зрителя во время показа, диалог уже происходит. Диалог необходим всем. Нам нельзя утрачивать каналы живой коммуникации: мы уходим в виртуальные чаты, не видим вокруг ничего. Нужно встречаться глазами, когда есть не человек – телефон, а человек – человек. Так будем смотреть и чувствовать шире. К критике я отношусь супер-адекватно, хвалить меня не обязательно. Особенно интересно получить обратную связь от юной аудитории. Мне кажется, что подростков судят как условный срез, мол, с этими ребятами тяжело общаться. Я в каждом вижу индивидуальность и искренне считаю их классными. У них большое поле информации, мне не менее интересно общаться с тем, кто моложе меня, чем с теми, кто старше. У них такое интересное мышление, такая мощная энергетика. Учиться можно не только у тех, кто умудрен опытом и знаниями, учиться важно у всех. Мне любопытно слушать и слышать подростков.
— Как можно оправдать художественное решение эскиза, поставленного по классическому произведению? Для чего такое противоречие
С.К.: Мне кажется, Николай Васильевич был довольно прогрессивным человеком, я вижу его довольно дерзким художником, в этом плане он – моя родственная душа. Мы тоже немного шероховатые, со своими странными решениями, абсурдным соединением Гоголя и избранного нами стиля. Я честно хотела сделать спектакль без «адидасов»! В процессе подбора костюмов не оказалось того, что планировалось, а этот, казалось бы, нелогичный для нашего произведения стиль, для меня является понятным визуальным кодом для выражения мысли. Но это «растет» из Гоголя, потому что он так работает. «Шинель» я воспринимаю как трагифарс. Это не совсем драма, потому что все, что он закладывает, перерастает бытовые вещи, переходя в концептуальные. Ведь и шинель у нас – это не просто шинель, а какая-то идея принадлежности к другому миру, куда ты стремишься, а потом оказывается, что этот мир – не совсем то, что тебе надо. Гоголь – смелый творец, и формат работы на лаборатории подразумевает, что мы можем позволить себе смелость. Поэтому есть ощущение, что у нас все срастается.
Показ эскиза в рамках лаборатории «Классная классика» состоится 13 сентября в 14:00.